Конечно, если бы кто-нибудь из нас попал в эту страну, то сразу бы понял, что с местными жителями что-то не так. Их дома, одежда и картины используют, с нашей точки зрения, очень странный набор цветов, а предупредительные надписи оформлены не красным, а прямоугольником с резкими выступающими лучами как в логотипе «Мерседеса» или эмблеме НАТО. Красный цвет не имеет никакого смысла для местных жителей, а предметы красного цвета вовсе необязательно ассоциируются у них с опасностью и не вызывают никакой инстинктивной реакции, ведь, в конце концов, для них это просто один из оттенков между чёрным и белым. По этой же причине и набор метафор и описательных приёмов в их литературе очень отличен от нашей. Никаких «цвета крови» или «васильковых глаз»: хотя местные писатели и выжимают всё, можно из яркости, прозрачности и их антонимов, но всё, что опирается не на оттенок серого, а требует обращения к идее другого цвета — находится за гранью их опыта и понимания.
Но удивление случайного гостя из нашего мира было бы им непонятно. В определённую эпоху их истории, его даже могли бы сжечь на костре, но так как и времена другие и рассказ наш не предусматривает иномирных посетителей, то несостоявшемуся визитёру удалось избежать подобной участи.
Вместо этого обратим наше внимание на живущего в удалении от большого города отшельника Базилеуса, который посвящает своё свободное время (от фрилансовой работы, приносящей ему необходимый для независимой жизни доход) медитациям и другим практикам, в широких кругах пользующихся смешанной репутацей. Этот адепт в результате своих мистических изысканий открыл способность, практически никому не понятную: он научился видеть красный цвет. По крайней мере, так бы засвидетельствовал тот самый недобравшийся до чёрно-белой страны гость, если бы сравнил, какие предметы отшельник называет «трансцендентального оттенка» с теми, что посетитель видит как привычного красного цвета.
Для Базилеуса, которому удаётся видеть красный цвет после шестичасовой медитации на протяжении тридцати секунд, этот опыт потрясает основы его личного мироздания. Конечно, он и раньше знал, что мир — больше, чем нам наблюдается, но одно дело — понимать интеллектуально, а другое — увидеть то, что не тьма, не свет, не туман между ними, то, что и не яркое, и не тёмное, и не блеклое, что невозможно описать имеющимися словами. Прочитать у алхимиков «Смешай Свет и Тьму, получишь Светотьму, раствори Светотьму, получишь Несветотьму» и у Термеса Грисмегистра — «Что чёрное, то и белое, а что и чёрное и белое, то ни то, ни другое», и непосредственно воспринимать то, что иначе как «проявлением запредельного» и не назовёшь — разница огромная.
Наш герой много размышляет об этом и создаёт свою Теорию, о Том Как Устроен Мир. Вначале он пишет труд, рассчитанный на академическую гуманитарную аудиторию под названием «Трансгрессивная трансценденция онтологически-эпистемологических категорий экзистенциальности». Опус принят благосклонно, но без последствий, поэтому он выпускает произведение для публики попроще: «Как познать истинный смысл жизни» и начинает выступать с лекциями. Его слава растёт, и вот уже он колесит по городам и весям, рассказывая скучающим обывателям о том, как видеть обычно невидимое, расширить суженное сознания и вообще — обрести просветления и освободиться.
Его собственный успех вызывает у него двойственные чувства. С одной стороны, он делает хорошее дело: сидя на стуле, приобщает мирян к запредельному, а те, в ответ, дарят ему деньги и любовь. Особенно в последний раз, когда он чуть не утонул в трансцендентального отлива глазах одной посетительницы, уже после лекции давая ей дополнительные уроки в своём номере. Любви, как известно, и трансценденция покорна.
С другой, хотя людям, вроде бы, и интересно то, что он рассказывает, почти никто из них не пытается действительно узреть трансцендентный оттенок, а если кто и пытается, то из этого ничего не выходит, и человек быстро сдаётся, предпочитая вместо практики сходить в пятницу вечером на ритрит.
Но вот однажды, у мастера появляется ученик — и Базилеус понимает, что тот действительно видит. Видит что-то трансцендентное, но вот только… Что-то иное, что-то неправильно трансцендентное. Между Мастером и Учеником происходит ссора, и последний отправляется в собственное духовное путешествие навстречу своим открытиям, своим выступлениям и своим поклонницам.
Однако если бы тот самый недобравшийся до этой монохроматической земли гость из нашего мира смог бы побеседовать с ними, то легко бы установил суть противоречия.
Дело в том, что ученик видит не красный.
Он видит зелёный.
]]>Меж тем, они не были и животными — скорее. напоминали муравьёв. Они возводили большие, по меркам того времени, города и архитектурные сооружения, пасли скот и изобрели письменность. Они воспринимали мир, но не были способны «отстраниться» от него даже на мгновение, как это делаем мы, когда оказываемся в затруднительной ситуации, например, когда встречаем что-то новое.
Эту проблема, с точки зрения Джейнса, решалась по-другому. При встрече с чем-то необычным, начинающийся стресс служил спусковым крючком для запуска механизма решения проблемы. Когда оно было найдено правым полушарием, которое специализируется на обработке новой информации, то доносило свой вердикт до левого в виде голоса, который воспринимался как голос бога. Таким образом, слуховые галлюцинации, которые в наше время считаются вредными и бесполезными, в то время (согласно концепции Джулиана Джейнса) были неотъемлимой частью психического механизма, который обеспечивал нормальную жизнь человека в частности и сообщества того времени вообще.
Согласимся сразу — идеи Джулиана Джейнса весьма спорные. Но в рамках этого цикла нас интересует не то, прав он или нет, а реакция на его теорию. Вот, например, что пишет египтолог Большаков А.О. в книге «Человек и его двойник», посвящённой египетской концепции «Ка»:
«теория Джейнса основывается прежде всего на упрощенной интерпретации литературных текстов (см. критику «двухкамерной теории»: [Иванов, 1979; Tobin, 1990]). Для автора несомненно, что человек рассматриваемой эпохи не отличался от современного анатомически и физиологически, поэтому экстремистские теории «нетождества» весьма опасны.»
Джейнс не просто неправ. Он опасен. И, наверное, его лучше изолировать от публики и научного сообщества, иначе он и подобные ему откроют двери на границе спектра восприятия в глубины океана, в котором плывут опасные корабли-невидимки и скользит в тёмных глубинах древний змей Йормунгард. Эти двери в неизвестное охраняют множество стражей — не столько от сил снаружи, сколько от любопытных обитателей внутри, ищущих выход за грань.
]]>«Корабль прошёл в четверти мили от них, но тем не менее они едва подняли глаза, не отвлекаясь от своего занятия; я даже подумал, что они были настолько заняты своими делами и оглушены морским прибоем, что не смогли ни увидеть, ни услышать, как мы проплывали мимо них. Никто из них не остановился, чтобы посмотреть на корабль; они продолжали заниматься своими делами, совершенно не обращая внимания на соседство такого удивительного объекта, каким он должен быть для людей, которые никогда не видели ни одного корабля.»
Для нас это странно. У нас есть сродство с искусственными объектами — и мы уверены, что если увидим, например, корабль пришельцев, то уж точно его не пропустим. Он может быть опасен — внутри сидят вооружённые бластерами инопланетные захватчики, однако мы знаем, что после неравной борьбы мы овладеем их технологиями и на построенных в Китае копиях летающих тарелок отправимся на родину к непрошенным гостям. Похожий сюжет изложил Пол Андерсон в «Крестовом походе в небеса», где в такой ситуации оказываются средневековые рыцари. Несмотря на то, что они не очень понимают принципы, на которых работают захваченные ими инопланетные артефакты, сама техника их не смущает и никакого «паралича восприятия», как у американских или полинезийских аборигенов не вызывает.
Но давайте всё же попробуем поставить себя на их место.
Представьте, что вы сидите на опушке густого леса. Вы комфортно расположились на пеньке и читаете последние новости в своей любимой социальной сети. Внезапно в глубине леса вы замечаете какое-то движение, вы бросаете взгляд и ваш мозг регистрирует нечто совершенно ужасное: какой-то гигантский червеобразный объект с гибкими, чавкающими формами, чуждыми всему, что вы когда-либо видели, отбрасывающий неправильные чужеродные тени, высовывающимися и свисающимися не то лианами, не то щупальцами, с разводами, в которых зрительная кора безуспешно пытается распознать хоть какие-то знакомые образы.
Если бы эта информация дошла до вашего сознания, то вы бы в ужасе вскочили, стали бы яростно размахивать вашим планшетом и кричать без остановки. Ваша психика получила бы серьёзный удар, от которого пришлось бы оправляться годами.
К счастью, между вашими глазами и сознанием на страже стоят миллиарды нейронов бессознательного. Ваш мозг регистрирует, что странный объект в лесу не несёт прямой угрозы, а следовательно доводить его существование до сознания совершенно не обязательно. Он безжалостно отфильтровывает опасные для восприятия образы и направляет внимание в другое место.
Вы посмотрели на лес и увидели какую-то странную тень. В другой раз вы, возможно, заинтересовались бы тем, что это такое, однако в данный момент вам становится совершенно необходимо рассматривать именно эти картинки с котиками. Новостная лента обновляется очень быстро — и это, скорее всего, ваш единственный шанс их увидеть. Спустя некоторое время вы снова бросаете взгляд, где вам показалось что-то странное и убеждаетесь — действительно, показалось. Сейчас там ничего, а следовательно можно спокойно идти домой.
От встречи с миропроходческим кораблём из мира, населённого антропоидными существами, которые в своей эволюции пошли совершенно иным путём, чем мы, у вас остаётся только стойкое нежелание когда-либо ещё приходить на это место и несколько ночных кошмаров.
]]>Логичность заключалась в том, что свечение подчинялось понятным и очевидным законами: там, где травы и деревьев было мало, оно едва покрывало землю вокруг них, зато от газонов и особенно деревьев свечение заходило даже на асфальт прогулочной дорожки.
Устойчивость же проявлялась в том, что это не было индивидуальным и единичным «глюком». Мы оба воспринимали одно и то же, и более того — этот эффект можно было воспроизвести, приняв то же самое вещество снова.
Когда нечто работает по определённым законам, легко воспроизводится и наблюдается не одним, а несколькими людьми — от этого сложно отмахнуться как от «галлюцинации». Это словно надеть очки, которые меняют диапазон воспринимаемого и увидеть то, чего раньше был не в состоянии увидеть — хотя оно всегда было там.
Именно тогда у меня зародилась идея о «спектре восприятия».
Представьте, что с таким небольшим сдвигом в воспринимаемом живёт не один, не два и не три человека, а целое сообщество. Идея вполне правдоподобная — например, они могут жить в местности, где произрастает плод, который содержит вещество, меняющее восприятие подобным образом. «Свечение жизни» будет для них элементом нормальной обыденной жизни. Людей, которые неспособны его увидеть, они будут считать своего рода калекой. Само свечение будет изучено на бытовом уровне, и если у него есть какое-то практическое применение, то, скорее всего, оно будет найдено. Учёные этого народа будут исследовать и выдвигать теории о том, что это такое, а кое-кто даже получит докторскую степень.
Но самое главное — этот феномен будет частью их непосредственной реальности. Идея о том, что это «галлюционация» и они это «придумали» будет восприниматься как смехотворная. Скорее наоборот — человек, отстаивающий подобную точку зрения, станет предметом исследования местных эскулапов. Вердикт их будет очевиден: наблюдается резкая нехватка живина, вещества, критически необходимого для нормального функционирования головного мозга, и без которого происходит деградация способности адекватно воспринимать реальность — например, человек не видит свечения от деревьев, хотя их видит любой нормальный человек. Пациенту выпишут покой, отдых и правильную диету с живином, и через пару недель он снова станет адекватным членом этого сообщества.
Какая разница между ними и нами? У них — относительно нас — немного смещёно восприятие окружающего мира. Отчасти это сформировано условиями среды, отчасти культурными установками и воспитанием, отчасти наследственными факторами. Они видят кое-что, чего обычно не видим мы. А мы, вполне возможно, видим кое-что, чего не видят они.
У нас с ними различается спектр восприятия реальности.
]]>