Очень интересно. Мне кажется, я понимаю о чём вы говорите. И у меня бывают подобные сны. Даже я думаю, что эту тему можно адресовать к вопросу “нафига… сны.” Ведь обычно для самого явления сна усматривается некое более практическое значение, как то пророческое или дальновидение или терапия. Но данная статья являет собой пример кое чего другого. Это как искусство в сравнении с массовым производством. Когда человеку начинают сниться подобные сны, он утрачивает прежние цели. Которые можно было обосновать. Обосновать что-то типа “волнения судьбы” гораздо труднее, если только вообще возможно. Но я уверен, что в этом важнейшее предназначение сновидчества – телесно познать другие конфигурации бытия. Переживать альтернативные повседневности состояния самоощущения и мировосприятия. Мы могли бы, при известной дисциплине воли, сделать стойку на голове или сесть на шпагат, но здесь речь идёт о занимании, подобно непривычному положению тела, не свойственному для обыденности положению энергии. Дело в том, что приснившиеся чувства никогда не снятся. Как и приснившиеся эмоциональные состояния есть действительные состояния, а не только приснившиеся, даже если они были пережиты нами во сне.
Дистрофию способности переживать воодушевление, свободу, мужество на пороге безнадёжного секрета, благодарности перед существованием, мы наживаем вследствие однобокости быта, который требует от нас использования нами одних и тех же позиций. То есть привычный перечень состояний подобен пролежням и затеканиям конечностей, но не в членах видимого тела, а в его тонких составляющих, как корни растения, которые должны были невидимо питать его зримую со стороны часть. Изгибая во сне эти редко движимые нами в быту составляющие самих себя, мы шевелим саму свою способность понимать, расправляем пережатые обыденностью энергии, и это выражается в той самой свежести понимания или интенсивности чувствования, о которых говорил Кастанеда как о состояниях предельно острого осознания. Здесь могут быть пригодны и такие слова как “волнение судьбы” или “смысл”. Один человек мне рассказывал сон, где он отодвинул в сторону не то отслоившиеся на стене обои, не то кусок фанеры, и увидел сидящих там неподвижно тараканов, но которые своими телами образовали некий узор. “…я увидел в этом узоре смысл, поразивший мой ограниченный рассудок своей неописуемой глубиной и тогда, в благоговении затаив дыхание, я осторожно вернул фанеру на прежнее место…”.
Перечень чувств следует выбросить как попытку их ограничить. Мы не знаем где начинается тело и где его предел – оно присутствует в каждом сне. Наши тела во сне генерируют чувственные и эмоциональные состояния, не вписанные в перечни, о которых я упомянул, как о перечне известных чувств.
Определённые группы людей издревле пытаются приучить нас к мысли о том, будто тело есть не более чем грубая оболочка души, а чувство чуть ли не атавизм, существованием которого мы, дескать, обязаны своему животному происхождению. Они разграничили в умах людей одно явление на два взаимно антагонистичных понятия “тело” и “душа”, одно из которых ограничено, а второе полностью ложно. Когда мы осознаём, что отнюдь не “душа”, а тело инициатор и свидетель всякого опыта, что все познающие функции есть только его функции и что всякий опыт, включая обусловленные сном переживания, является разновидностями раскрепощения ранее не структурированных чувств, то у нас руках лампа, о которой не слыхал и Алладин.
Как невежественные грабители ищут в пещере Миларепы спрятанные там сокровища, не понимая, что помимо самого Миларепы, там нет сокровищ, так люди соблазняются проповедями о душе и духовной жизни, не понимая и не замечая как она непрерывно пребывает у них перед глазами и у них за спиной, разве что не помеченная специальной табличкой с надписью “сфера духа”.
Современное сновидчество, по всей видимости, занимается проникновением дневного рассудка с его рациональными толкованиями всего переживаемого им, в область ночи. Но есть и другая сторона – проникновение этой, по природе необъяснимой ночи, в так знакомую нам территорию обыденности, столь же значимая для нашего понимания, как первое. Когда сон проникает в ваш быт в виде воспоминаний о пережитых в нём чувствах и эмоциональных состояниях, а это, за редким исключением, прямое переживание чувств, ранее имевших место лишь во сне, то мы начинаем привыкать к мысли, революционной по своим последствиям, что для чувства этого разделения никогда не существовало. Что граница была воздвигнута только дискуссивным умом, настоящая природа которой – слова.