2022-08-12 · Философия
·В возрасте сорока трёх лет Роберт Монро, американский радиоинженер, испытал то, что он впоследствии назвал «внетелесным опытом», и в 1958 году в его окружении не было никого, кто мог бы объяснить ему, что происходит. Не было ни Стивена Лаберже, который бы рассказал ему, что это «осознанный сон», ни Михаила Радуги, уверенно уверяющего, что это «Фаза» и она «в подсознании». Происходящее с Монро по меркам 1958 года для него, человека ортодоксальных материалистических взглядов, было чем-то пугающим.
Монро отправился на поиски людей со схожим опытом. Христианские священники предположили, что он находится под влиянием злого духа. Представители восточных религий оказываются более дружелюбными, однако конкретных советов дать не могут. Наконец, он получает нужную ему информацию, когда выходит на «оккультный андерграунд», первым правилом участников которого является тщательно скрывать свои оккультные наклонности от магглов. В то время в США открыто рассказывать о подобных увлечениях было хоть и не наказуемо, но и не совсем прилично.
Однако уже через десять лет происходит психоделическая революция и расцвет движения New Age, и магия с оккультизмом устремляются в мейнстрим. Люди начинают охотнее делиться разного рода странными опытами. «Научная картина мира» даёт изрядную трещину.
Схожие параллельные процессы шли и в литературе. Золотой век научной фантастики — это 30-е-50-е годы. С 60-ых начинается как «новая волна» НФ, более «мягкая» и менее строгая в научном плане, чем предыдущая, так и расцвет фэнтези.
Прокрутим вперёд еще 50 лет. Маги, жрецы различных богов и последователи иного рода сущностей, сновидцы, отважно бороздящие по ночам просторы нефизической вселенной и иные попиратели материалистического мировоззрения стали обыденностью. Если бы Монро начал выходить из тела в наше время, то ему не нужно было бы скрываться: он написал бы об этом на своей стене, и получил бы исчерпывающие, хоть и противоречивые объяснения происходящего с ним с нескольких разных точек зрения.
Что касается литературы, то жанр «твёрдой» НФ хоть и не исчез совсем, но стал нишевым. Претерпело серьезные изменения и «научное мировоззрение». Возможно, читатели сталкивались с так называемыми «научными популяризаторами», повторившими путь протестантов. Подобно им, научные популяризаторы отвергают метафизику и с сомнением относятся к философии. Они провозглашают свой вариант принципа «Sola scriptura» — истинно только то, что признано таковым «научным сообществом», — и «Sola fide» — спасутся только те, кто будет неукоснительно следовать его рекомендациям, а неверные погибнут от гомеопатии и вирусов. Реальная научность излагаемого ими мировоззрения мало заботит его популяризаторов: их главная задача не приобщить вас к науке (наоборот, этим лучше заниматься специально уполномоченным лицам), а вернуть в лоно «истинной веры». «Научный популяризатор» ведёт войну против магов и астрологов, как и на заре эпохи Просвещения, однако в этот раз он находится на проигрывающей стороне.
Как так получилось?
Мыслители Нового времени взяли на вооружение два ключевых принципа:
Процесс это был не единомоментный. Э. А. Бартт в книге «Метафизические основания современной физики» прослеживает развитие новой метафизики от Коперника, Кеплера и Галилея до Ньютона, после которого окончательно сложилась модель механистической вселенной, в которой каждая вещь состояла из неделимых частиц и имела четкие, абсолютные координаты. Теоретически, в такой вселенной можно любое сложное явление свести к взаимодействию частиц, из которых оно состоит, и математическим законом, описывающим это взаимодействие.
Однако многие вещи описать подобным образом было сложно. Самая главная проблема — это то, как из предположительно фундаментальных количественных свойств происходят свойства качественные, задающие наши ощущения. Допустим, цвет может описываться теми или иные количественными характеристики — например, длиной волны воздействующего на глаз излучения. Однако мы не бегаем с линейкой, чтобы определить красный или зеленый предмет перед нами. Мы просто воспринимаем его как красный, зеленый или какой-то иной. В домодерновой европейской метафизике, развитой из философии Аристотеля, этой проблемы не возникало, так как в ней у количественных свойств не было какого-то преимущества и качественные свойства не считались производными от количественных, а следовательно и вопроса о том, каким образом это происходит не возникал.
Знания и технические возможности той эпохи не позволяли дать ответ по стандартам новой науки, где эталоном была физика, поэтому размышлениями относительно этого вопроса занимались философы, которые в значительной степени расходились друг с другом, однако было несколько основных выводов. Первое, в рамках атомистической модели недостающим звеном, осуществляющим преобразование качественных свойств в количественные, может быть Бог. Второе, за качественные свойства может отвечать не материя, а принципиально иное начало (тогда у нас, впрочем, возникает проблема взаимодействия количественных и качественных свойств). Но в результате восторжествовала другая точка зрения, которая заключалась в том, что пока мы не знаем, как это происходит, но когда-нибудь точно узнаем. Остановится на этом варианте было легко, так как тогда действительно не было подходящих технических средств, а следовательно и какие-то осмысленные эксперименты ставить возможности не было.
Вместе с тем, механистичность вселенной Нового времени и недоверие к феноменальному, непосредственно воспринимаемому опыту постепенно привело к тому, что все, что невозможно было описать в рамках этой механистической модели, стало восприниматься несуществующим. Атомистичность материи привела к сжатию понятия «материального», а следом и к сжатию «реального» и «реальности».
Новая метафизика оказала влияние не только на ученых и мыслителей — они лишь стали первыми из тех, кто ее принял. Вслед за ними, хоть и с определенной задержкой, атомизм был принят широкими массами, что изменило и массовую культуру, и «Золотой век» научной фантастики — это наивысшее выражение атомистических идей, облеченных в литературную форму.
Однако, XX век оказался для атомистической метафизики и ньютоновской модели вселенной неудачным.
Во-первых, после нескольковекового поиска философских атомов они так и не были найдены. Те частицы, которые в физике назвали «атомами», назвали так, потому что думали, что это и есть те самые частицы, лежащие в основании Вселенной, но затем выяснилось, что физические атомы не являются ни вечными, ни неделимыми, ни неразрушимыми. В дальнейшем были найдены еще более мелкие частицы, однако и они не вполне соответствуют критериям философского атома, а значит и не могут лежать сами по себе в основании Вселенной.
Во-вторых, квантовая физика открыла нам, что, оказывается, материя может не только быть частицами, но и волнами, и более того, какое конкретно состояние примет квантовая материя, определяется во время «схлопывания волновой функции». До этого её состояние крайне неопределённое. Это куда больше похоже на первоматерию Аристотеля с её потенциальными и актуальными свойствами, чем на материю атомизма.
В-третьих, созданные химиками психоделические вещества обострили проблему квалии и измененных состояний сознания. Пока ИСС — вроде астральных проекций, мистических опытов и шаманских путешествий — были трудновоспроизводимыми, можно было легко их игнорировать, считать несуществующими и отмахиваться псевдообъяснениями вроде «это галлюцинации, обратитесь к участковому психиатру». Иное дело, когда измененные состояния сознания стали легко вызываемыми и, зачастую, легко повторяемыми. В рамках атомизма, который и существование обыденного-то опыта не мог объяснить толком, открывшаяся исследователям иная вселенная и вовсе вводит в ступор.
По сути, наука, построенная на атомистическом фундаменте, показала, что атомизм неверен или, как минимум, крайне неправдоподобен. И это понимание этот фундамент разрушило, что повлекло к постепенному крушению материалистической атомистической модели и в массовом сознании. И теперь, когда научный популяризатор звонит в дверь квартиры и говорит «Есть ли у вас минутка, чтобы поговорить о науке?», ему открывает жрец Древних богов. Полчаса назад он завершил вызов гоэтического демона, чтобы договориться о поиске новой работы, и сейчас нужно отдохнуть. Он строго оглядывает научного популяризатора и, смотря в его блестящие от научного прозерлитизма глаза под упрямо сведенными бровями, жрец отвечает:
— Атомов не существует.
И с размаху захлопывает дверь.